Про Тимошку. Номер три.
Jun. 18th, 2011 12:11 pmТимошка подумал про себя: «Рубль, рубль. Дался ей этот рубль»! А в слух произнес, пытаясь пробасить с хрипотцой, как старый таежник: «А что, мать, не нажарить ли нам мышей»?
Мать глубоко вздохнула и просчитала про себя до десяти. Перед глазами у нее стояла «добыча», которую Тимошка приволок из тайги.
На гибкий ивовый прут, сквозь дырочки, где когда-то блестели черные бусинки глаз, Тимошка аккуратно нанизал полевок. Кроты же в глазах вообще не нуждались, так что, задушив их, Тимошка не колеблясь также нанизал их на прут, аккуратно проткнув тонкую пленку, закрывающую глазницы. С белкой же было сложнее. Тимошка пожалел зверька и, слегка придушив, приторочил его к прутику, несильно прихватив за горло сплетенной из коры веревочкой.
Естественно, что мама постаралась сразу же избавиться от «добычи», она не торопясь распустила прутик и брезгливо стряхнула окоченевшие трупики животных в мусорное ведро. Поднесла к ведру крышку и приготовилась прикрыть братскую могилу, как вдруг заметила, что белка дышит. Еле-еле, но все-таки белка дышала. У мамы в сердце что-то екнуло и, подчинившись жалостному порыву, она извлекла белку из ведра, выпутала шею зверька из удавки и мягко положила белку на кухонный стол.
Мама взяла ведро в руки и пошла к мусоропроводу.
Вернувшись на кухню, мама увидела, что белка вполне пришла в себя и даже умяла половину батона ароматного белого хлеба. И в данный момент сытая и довольная сидела на холодильнике, обозревая окресности. В черных беличьих глазах горел нездоровый сатанинский огонь, который предвещал скорую бурю, Содом и Гоморру. Мама не была опытной таежницей и белок укрощать не умела, поэтому ей понадобилась подмога, которую она не преминула вызвать:
«А живучая, однако, тварь!» — подумал Тимошка и, схватив молоток, изо всех сил помчался ну кухню.
продолжение следует
Мать глубоко вздохнула и просчитала про себя до десяти. Перед глазами у нее стояла «добыча», которую Тимошка приволок из тайги.
На гибкий ивовый прут, сквозь дырочки, где когда-то блестели черные бусинки глаз, Тимошка аккуратно нанизал полевок. Кроты же в глазах вообще не нуждались, так что, задушив их, Тимошка не колеблясь также нанизал их на прут, аккуратно проткнув тонкую пленку, закрывающую глазницы. С белкой же было сложнее. Тимошка пожалел зверька и, слегка придушив, приторочил его к прутику, несильно прихватив за горло сплетенной из коры веревочкой.
Естественно, что мама постаралась сразу же избавиться от «добычи», она не торопясь распустила прутик и брезгливо стряхнула окоченевшие трупики животных в мусорное ведро. Поднесла к ведру крышку и приготовилась прикрыть братскую могилу, как вдруг заметила, что белка дышит. Еле-еле, но все-таки белка дышала. У мамы в сердце что-то екнуло и, подчинившись жалостному порыву, она извлекла белку из ведра, выпутала шею зверька из удавки и мягко положила белку на кухонный стол.
Мама взяла ведро в руки и пошла к мусоропроводу.
Вернувшись на кухню, мама увидела, что белка вполне пришла в себя и даже умяла половину батона ароматного белого хлеба. И в данный момент сытая и довольная сидела на холодильнике, обозревая окресности. В черных беличьих глазах горел нездоровый сатанинский огонь, который предвещал скорую бурю, Содом и Гоморру. Мама не была опытной таежницей и белок укрощать не умела, поэтому ей понадобилась подмога, которую она не преминула вызвать:
— Тимошка, иди скорей сюда и что-нибудь сделай с этой своей белкой!
«А живучая, однако, тварь!» — подумал Тимошка и, схватив молоток, изо всех сил помчался ну кухню.
продолжение следует